Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм - Страница 38

Зрелые люди, в отличие от юношей, не стремились к созданию собственной оформленной организации, за исключением, пожалуй, вдов, которые пользовались в средние века особым престижем: считалось, что заслуги вдовы перед богом вдвое больше, чем заслуги обычной женщины (хотя и ниже заслуг девственницы). Но и вдовы не образовывали особую "межсоциальную" группу, а рассматривались как принадлежащие к разряду нищих.

Зрелость уступала место старости, которая, в духе библейских норм, рассматривалась как достоинство и знак божественной милости.

Впрочем, средневековье редко имеет дело с образом немощного старика, доживающего свой век в стороне от дел. Старики средневековья — обычно сорока — или пятидесятилетние люди, еще не утратившие физической силы, но уже накопившие немалый опыт, и поскольку в их руках находятся наследственные титулы и богатства, обществу приходится считаться с ними, хотя подлинной геронтократии средневековье не знало.

Смерть приходила сравнительно рано, но характерный для средневековья страх смерти объяснялся не только тем, что война, эпидемии, голод постоянно подкарауливали человека. О смерти думали много, ибо христианское учение трактовало ее как начало другой жизни, как "рождение в вечность" и никому не было дано знать, удостоится ли он спасения или будет обречен после смерти на адские муки. Отсюда настойчивость, с какой образ смерти (изображаемый в виде скелета, иной раз с косою в руках) проникает в средневековые предания и в живопись. Смерть олицетворяют то земледелец, заливающий кровью поле, то король, ведущий безжалостную войну: позднее (возможно, под влиянием городской культуры) в эти легенды проникают элементы юмора: смерть представляется то ловким картежником, то злокозненным музыкантом, увлекающим всех звуками своей дудки.

Пляска смерти становится предметом драматических представлений, где смерть ведет диалог с двадцатью четырьмя лицами, подчеркивая бренность земного существования.

Страх смерти заставлял человека искать перед своей кончиной церковной и монастырской поддержки: одни оставляли (подчас в обход прямых наследников) щедрые легаты религиозным учреждениям, другие спешили принять монашество. Монастыри охотно шли навстречу этому стремлению, особенно если речь шла о состоятельных людях. Папе Александру IV пришлось разбирать скандальную историю, случившуюся в Реймсе: некий горожанин был тяжело болен, монахи убедили его — без согласия жены — постричься и передать монастырю двадцать либр (золотая монета), которые лежали у него дома. После этого больной был перевезен в монастырь, где неожиданно поправился. Тогда он сбросил монашеское облачение и потребовал назад свои деньги. Монахи заковали недавнего больного в цепи и потребовали клятвенного отказа от отданной им суммы...

Покойника омывали, затем надевали на него костюм, включая шосс, обувь, перчатки и головной убор, и зашивали в саван — обычно из полотна, пропитанного воском. Впрочем, саван могли делать также и кожаный. Покойника оплакивали в его доме, после чего на носилках провожали на кладбище, чтобы предать тело земле. Обычай носить траур по умершему засвидетельствован в Испании уже в XII веке. Во Франции он распространился в следующее столетие. Графиня Артуа, похоронив в 1303 году своего мужа, не только облачилась в темные цвета, но и покрыла черной драпировкой кровать и всю комнату. Мужчины в знак траура облачались в черное и иногда брили голову. Церковь установила со временем сложную литургию погребальных обрядов, в частности, кроме того, она разрешила захоронение знатных и влиятельных лиц не на обычных кладбищах, а в соборах и монастырях, где покойники помимо всего прочего находились под надежной охраной, так как ограбление приходских кладбищ было в средние века обыденным явлением. С XIII века появляются пышные могильные памятники и усыпальницы, воздвигаемые для богатых покойников. Церковь извлекала из погребения немалые выгоды: похороны сопровождались пожертвованиями для бедных и благочестивыми пожалованиями в пользу церкви; первоначально они имели натуральную форму (щедрая трапеза), позднее стали денежными. Это обстоятельство привело в XII веке к ожесточенной борьбе между монастырями и епископом за право погребения; епископ и клир выступали против монастырских привилегий хоронить в своих стенах не только братию, но и (знатных) мирян. Иногда против монастырской привилегии выступали и наследники умершего. Некоторые категории лиц не удостаивались церковного погребения — это нераскаявшиеся еретики, отступники и самоубийцы. Иной раз монастыри преступали запреты и в поисках материальной выгоды погребали внутри своих стен лиц, подвергнутых церковному отлучению.

Церковь, которая стояла у колыбели младенца, провожала покойника в последний путь. Она принимала его в общество и она же претендовала на то, чтобы определять его загробную судьбу, его погибель или спасение. И это весьма символично: в своем замкнутом доме, за плотными стенами человек средневековья отнюдь не был асоциальным, он включался — весьма своеобразно — в общество, где у него были враги и друзья.

153. Школа. Миниатюра (Грамматика и ее ученики). X в.

154. Наказание школяра. Миниатюра. Середина XIV в.